|
Экология и изменение климата
Экономика и
энергетика в России:
перспективы в условиях базовых природных ограничений
Гильбо Евгений Витальевич
Базовые ограничители
Российская экономика имеет структуру
издержек, несводимую со структурой издержек как "развитых", так
и "развивающихся" стран. Именно это обусловило в свое время ее
особый путь в рамках индустриальной цивилизации.
Разумеется, понимание этого лежит за пределами представлений
экономистов формалистических школ, для которых жонглирование
монетарными или стоимостными закономерностями исчерпывает суть
экономической науки. Школы же, ставящие во главу угла концепции
соприродного хозяйствования и производительные силы общества как
инструмент его адаптации к природной среде, способны более
адекватно оценить реальное положение вещей и дел.
В рамках такого подхода экономико-географические реалии играют
весьма существенную роль. Общеизвестный факт, что
континентальный климат характеризуется большими перепадами
температур, нежели средиземноморский, имеет весьма существенное
экономическое значение, определяя структуру издержек
производства для экономики в целом.
Важнейшим показателем является здесь средняя температура самого
холодного месяца. Количество морозных дней, длительность
морозных периодов, определяет степень промерзания почв. А этот
показатель влечет требования к глубине фундамента здания, к
глубине залегания коммуникаций. Соответственно, это определяет
величину затрат на капитальное строительство.
Даже относительно мягкий прибалтийский климат Петербурга уже
требует весьма глубоких фундаментов. Требования к залеганию труб
и глубине фундамента здесь значительно превышают норвежские или
шведские, да даже и южнофинляндские. За исключением
причерноморья в России нет зон с природными условиями, где
требования к строительству могли бы быть снижены до уровня
английских, канадских или немецких. В то же время во Франции,
Испании, Италии и Греции, Турции, Израиле мы видим ситуацию,
когда для капитального производственного строительства почти не
требуется фундамент, нет требований к толщине стен. Современные
промзоны в этих странах выглядят просто как скопища ангаров -
крайне дешевых в сборке.
Таким образом расходы на капитальное строительство различаются в
России и Западной Европе (соответственно и в США, ЮВА) в разы.
Учитывая, какую долю в инвестиционных затратах индустриальных
проектов составляет этот вид затрат, мы можем увидеть, что
инвестиционные затраты в целом на реализацию индустриального
проекта в России только по этому поводу возрастают на 20 - 40%.
Аналогично обстоит дело и с текущими затратами. Низкие
среднегодовые температуры и длительность сезона с температурами
ниже 15 градусов означают крайне длительный отопительный сезон,
высокие затраты на отопление помещений и поддержание необходимой
для технологических процессов температуры. Эти затраты в России
всегда были примерно вдвое выше, чем в Средней Европе, втрое -
чем в западной и южной Европе и Новой Англии, впятеро - чем в
Израиле и в Калифорнии. В России, соответственно, эти затраты,
при одинаковой структуре цен, составят 15 - 30% текущих затрат
индустриального проекта против 1% - 8% в этих странах.
Наконец, климатические показатели резко повышают стоимость
рабочей силы. Дополнительные затраты российской семьи на одежду,
питание, обувь, жилье и отопление, связанные с необходимостью
выживания в длительные холодные сезоны, при прочих равных
условиях удорожают реальную стоимость рабочей силы примерно
вдвое. Соответственно, российская рабочая сила
конкурентоспособна только в тех сферах, где может брать высокой
квалификацией.
Все эти три фактора делают российскую индустрию принципиально
неконкурентоспособной в той структуре цен, которая имеет место
на мировом рынке. Это и предопределяет невозможность
инвестирования в новые индустриальные проекты в условиях
открытой экономики. Не только иностранный капитал не желает
инвестировать во что-либо, кроме информатики, но и национальный
капитал по большей части ищет сферы вложений за рубежом.
Синтез советской экономической модели в 20-е годы опирался на
глубокое понимание этой проблематики, выработанное комиссией по
изучению производительных сил Академии Наук. В синтезируемую
экономическую модель была заложена специфическая структура цен,
где заниженная цена на топливо и энергию позволяла поддерживать
формально конкурентоспособную с германской структуру издержек.
Это базовое решение повлекло ряд негативных следствий. Прежде
всего, скрытое дотирование производства топлива оказалось крайне
разорительным для экономики в целом. В частности, при достаточно
высокой производительности труда, составлявшей до 70 - 80%
европейской, оплата труда с учетом ОФП и квартирной дотации
составляла лишь 40 - 45% от европейской (ЕС). Скрытая топливная
дотация съедала здесь ничуть не меньше военных расходов.
Вторым следствием такого положения дел стало непонимание
следующими поколениями реальной цены топливного ресурса. С одной
стороны это вызвало высокую энергозатратность производства и
быта, с другой - ориентацию на мнимо прибыльной (в этой
искаженной структуре издержек) экспорт энергоносителей. Все это
существенно обескровило экономику.
При всех своих недостатках советская
мобилизационно-институциональная индустриальная модель
обеспечила возможность существования развитой индустриальной
экономики в России, которую принципиально не могла обеспечить
свободно-рыночная индустриальная модель. С концом индустриальной
эпохи, однако, она утеряла способность и далее обеспечивать
успешное выживание страны. Однако, ничего конструктивного в
новых условиях синтезировано не было.
В результате последние 10 лет мы имеем дело с проеданием
основных фондов, оставшихся в наследство от индустриальной
эпохи. Отсутствие амортизации основных фондов и уход от
налогообложения, а также дешевизна топлива и неполная оплата
энергии создают видимость прибыльности экономической активности
в РФ в новых условиях открытой экономики. Однако, калькуляция
инвестиционных и текущих издержек всякого нового индустриального
проекта, ориентирующаяся уже на реальную структуру цен,
показывает его неизбежную убыточность в России. В силу этого
новых инвестиций в российскую экономику на протяжении последних
10 лет нет.
Наследство
Советская электроэнергетика как отрасль создавалась в рамках
экономики, которая ориентировалась на долговременные показатели,
имела мягкие финансовые ограничения. Госплан сознательно выбирал
капиталоемкий проект, экономивший на текущих затратах и
предусматривающий крайне длительные сроки службы оборудования,
крайне низкий процент износа.
Это была разумная стратегия. И эта стратегия спустя десятилетия
стала неповторимым подарком для руководства РАО "ЕЭС России".
Сегодня текущие издержки на содержание работающих станций весьма
незначительны. Эффективность советских станций многократно
превосходят эксплуатационные показатели аналогичных зарубежных.
Основные фонды российской электроэнергетики огромны, а затраты
на их поддержание ничтожны. Они изнашиваются крайне медленно.
Собирая гигантские суммы амортизационных отчислений с этих
основных фондов, руководство РАО ЕЭС десять лет ни копейки не
направляет на возмещение износа, но реальные проблемы могут
начаться лишь в 2007-2010 году. Если, конечно, не совершить в
отрасли революцию. По сути, советское наследство создает
льготные условия нынешним хозяевам отрасли.
Но есть и другая сторона вопроса: все эти удобства есть
результат огромных затрат труда и ресурсов, совершенных
предыдущими поколениями. Когда через десять лет отрасль все же
рухнет, создание ее заново потребует таких затрат, что
следующему поколению придется положить жизнь на возмещение
нанесенного ущерба.
Структурная проблема
Приход к власти в начале 90-х годов группировки Гайдара-Чубайса
с ее архаично-рыночными воззрениями привел к тому, что была
прервана реализация одной из важнейших программ советской
экономики, решавшей важнейшую для страны структурную проблему.
Оторванность воззрений ельцинских "экономистов" от реальной
экономики не позволила им даже представить себе сущность этой
проблемы. Все мои попытки указать на нее в начале 90-х
воспринимались лишь как свидетельство моей умственной
неполноценности. Но спустя семь лет Чубайсу пришлось с этой
проблемой все же ознакомиться.
Проблема, решение которой еще в 1980 году начал и несомненно
разрешил бы к 1995 году Госплан, называлась неадекватным
соотношением пиковых и базовых мощностей. Что же это такое?
Базовыми называются мощности тепловых станций. Их очень трудно
ввести и вывести из работы. Они дают общую нагрузку в сети, их
мощность единая энергосистема перераспределяет по регионам по
мере того, как рабочий день движется по часовым поясам.
Пиковыми называются мощности гидроэлектростанций, которые легко
включаются и выключаются. Все равно они не могут работать долго,
так как понижается зеркало воды в водохранилищах. Потому они и
используются для того, чтобы снимать нагрузки в моменты самых
больших пиков в сети.
Так сложилось, что в Европейской России находится избыточное
количество базовых мощностей. Таковы уж природные ресурсы этого
региона. Куда же девать огромный ночной и вечерний избыток? В
Сибирь.
В Сибири много энергоёмких производств и стабильное потребление.
А мощности там в основном пиковые - знаменитые суперГЭС, стройки
века. Только Кузбасс строит свою энергетику на ТЭС. Но ГЭС не
может работать всё время, кроме нескольких станций на Волге и
Ангаре. Так что изобилие энергии в Сибири с их ГЭС оказалось
кажущимся.
В результате в Центр и на Урал приходится везти топливо из
Сибири и гнать обратно электроэнергию. В моменты пиков в самой
Сибири перегнать столько энергии по имеющимся ЛЭП обратно на
Запад с Востока тоже очень сложно. Пропускная способность линий
электропередач для этого даже при советской власти была
недостаточна, никто ведь не думал о необходимости перегонять
электроэнергию в Сибирь.
Эту проблему и должна была решать стратегия Госплана образца
1980 года. К 1995 году ее бы разрешили. В Европейской части
начали строить пиковые мощности на базе маневренных
газотурбинных установок. Энергетику Европейской России перевели
на газ, чтобы не везти низкосортный уголь из Сибири,
становившийся при перевозке дороже золота. В самой Сибири начали
строить базовые тепловые мощности на основе ее собственного
угля, а также отходов нефтепереработки и газа.
Одновременно стали строить ЛЭП для переброски избытков базовых
мощностей из Европы в Сибирь. Первую очередь успели построить на
Урале. Для гибкого манёвра сибирскими пиковыми мощностями тоже
продолжили строить сверхмощные ЛЭП.
Но еще важнее, что в европейской России начали активно развивать
атомную энергетику.
Политика режима Ельцина имела прямо противоположные последствия.
Мощная ЛЭП по манёвру энергией осталась в Казахстане и
пользоваться ей стало невозможно. Перебрасывать энергию базовых
мощностей на Запад, на Украину и Белоруссию стало экономически
бессмысленным. Благодаря самостийным украинским соседям её стало
не перебросить и в бывшие страны СЭВ. Строительство тепловых
станций в Сибири, а атомных в европейской части погромили в
угоду гринписам.
В результате эффективность энергетики как системы резко упала.
Ельцинистам реальная экономика была до лампочки - их
интересовали фондовые рынки, собственность, займы, оффшоры и
Канары. Разговоры о реальных проблемах экономики оставались
уделом Высшего экономического совета - в правительстве никто
даже не помышлял о них. После переворота 4 октября 1993 года
разогнали и ВЭС.
Так и унаследовал Чубайс структурную проблему, которую не
пожелал решать шестью годами ранее.
Почему
инвесторы не придут в РАО ЕЭС?
С самого своего прихода к руководству ЕЭС Чубайс настаивает, что
надо отделить то, что можно продать, то есть генерирующие
мощности и локальные сети, от того, что продать нельзя, то есть
магистральных ЛЭП. Последние сохранятся за РАО.
В результате "неэффективные" в новых экономических условиях
мощности закроют. С ними закроются и их потребители. Такая
"санация" повысит интересующий Чубайса показатель эффективности
- формальную прибыльность.
Но инвесторы все равно не будут вкладываться в исключенные из
сети станции - из-за рисков. Когда они будут готовы купить
газотурбинную станцию в европейской России. Очевидно - когда
есть договор о сотрудничестве с Газпромом. Иначе смысла покупать
нет.
Может, вложиться в станцию, работающую на угле и торфе? Здесь
затраты не окупят себя.
Можно, конечно, купить ГЭС в Сибири. Но тогда надо иметь
гарантии того, что по ЛЭП из Кузбасса тепловые станции стабильно
будут подпитывать твоих потребителей. Иначе твои потребители
обанкротятся.
Итак, все варианты вложений крайне рискованны. В таких случаях
частный инвестор ведёт себя как хищник. Дешево получая дорогие
фонды он будет обращаться с ними еще нерациональнее, чем сам
Чубайс - выкачивать прибыль, работая на износ.
Есть лишь два способа повышения эффективности энергетики - либо
выведением 40% фондов и сокращением производства энергии на
треть, либо долговременной планомерной стратегией
капиталовложений, которую можно осуществить только в рамках
институциональной экономики. Инвестор явно предпочтет базовые
тепловые мощности на угле вывести из эксплуатации, и превратить
гидростанции по максимуму в базовые, станет использовать их
понемножку, равномерно. Инвесторы задёшево получат гигантские
фонды и превратят их в ликвидную форму. Это единственное
разумное поведение предпринимателя в таких условиях.
Реальные
перспективы энергетики
Итак, проблемы энергетики неразрешимы в рамках действующей
экономической парадигмы и экономической структуры. Как только
износятся долгоиграющие фонды электроэнергетики и будут проедены
те избыточные капиталовложения, которые Горбачев вгрохал в ТЭК,
новых инвестиций в эти отрасли не будет в силу их
неконкурентоспособности. Тот, кто будет производить топливо и
энергию в России в реальной структуре издержек, должен будет
назначить за нее такую цену, что всем станет ясно, что газ
следует покупать в Норвегии и Иране, а нефть - в Ираке и
Кувейте.
Анекдоты об использовании в России альтернативных источников
энергии типа ветряных мельниц, солнечных батарей и рапса
наталкиваются на тот же самый климат. Нет здесь достаточного
числа солнечных дней в году для реализации этого добра.
Гидроэнергетика, конечно, останется конкурентоспособной. При
Сталине в каждом колхозе была своя маленькая ГЭС на ручье, да
только Хрущев, ослепленный мнимой дешевизной топлива, все
порушил. Но гидроэнергетика требует огромных начальных вложений,
и в мире дорогого кредита такие проекты оказываются весьма
проблематичными.
В этих условиях только одна лишь ядерная энергетика оказывается
конкурентоспособной. Это связано с тем, что капитальные затраты
в этой отрасли достаточно невелики по сравнению с
постиндустриальным наполнением проекта, со стоимостью его
интеллектуального капитала (который в России так и не научились
ни исчислять, ни учитывать). И пожалуй, только развитие этой
отрасли позволит России выжить перед лицом того страшного
энергетического кризиса, который железной поступью уже идет по
стране.
Трагичность положения еще не оценена русским обществом, несмотря
на тревожные сигналы, подаваемые замерзающими соотечественниками
из-за Урала. Что такое холод русской зимой, пока что до конца
никто не может осознать - слишком это далеко от того образа
жизни, который был сформирован погибшей социалистической моделью
хозяйствования. Весьма сложно не имея опыта оценить степень
утраты работоспособности в условиях вымороженного жилья.
Чтобы понять это, стоит прикинуть, что для обогрева вашей
квартиры зимой требуется примерно 4 тонны условного топлива. И
это в Петербурге. Чем дальше в глубь Хартлэнда, тем сильнее
растет эта величина, достигая своего максимума в 12 тонн в
районе Минусинской котловины. В Москве, которая южнее, но зато
континентальнее Петербурга, эти затраты оказываются даже чуть
больше - на уровне Мурманска.
4 тонны условного топлива стоят в нормальной структуре издержек
порядка 2000 долларов. Вот величина ваших необходимых затрат.
Сегодня средняя зарплата в России составляет за год вдвое
меньшую сумму. Так что эти 2000 долларов - та дотация, которую
каждый получает в качестве ренты с иссякающего советского
наследства.
Получать эту ренту осталось всего несколько лет.
В этих условиях только ядерная энергетика способна предложить
тепло и электроэнергию по привычным ценам. Без фундаментальной
структурной перестройки энергетики в России говорить о выживании
нации не приходится - каждую зиму после 2005 года будет
вымерзать до 6 - 10% населения.
Впрочем, структурная перестройка энергетики в России неизбежна в
любом случае. Никто уже сегодня не вложит ни копейки в
неконкурентоспособные ТЭЦ, кроме разве что не умеющих считать
деньги губернаторов. Но у губернаторов денег нет, а в будущем не
будет тем более. Только ядерная энергетика в силу своей
конкурентоспособности может рассчитывать на привлечение
инвестиций. Так что замещение тепловых электростанций ядерными
будет неизбежно.
Проблема заключается в другом - в масштабе происходящих
процессов. Выбытие фондов старой энергетики будет весьма
массовым в ближайшее десятилетие. Собственно, за 10 - 12 лет они
все должны выйти из строя. Для того, чтобы их заместить, объем
инвестиций в ядерную энергетику должен превышать раз в десять
даже советский уровень инвестиций в эту отрасль, не говоря уже о
нынешнем.
Собственная атомная теплоэлектростанция в первой трети этого
века станет основой инфраструктуры каждой российской области, да
и даже каждого города. Или она там будет построена, или область
после 2010 года будет трудно признать пригодной для жилья.
По сути, энергетика в этих условиях станет локальной, исчезнет
необходимость переброски больших масс энергии в национальном
масштабе. Это приведет к замене монополии РАО ЕЭС
энергетическими монополиями областного и городского уровня.
Только несколько крупных регионов с высокой емкостью внутреннего
рынка получат возможность создать в этой отрасли конкурентную
среду.
Привлечение инвестиций в эти проекты сегодня оказывается
стратегической задачей для региональных властей. Чем раньше эта
задача будет решена, тем больше у региона шансов на выживание
через несколько лет, когда ценовая революция, неизбежная с
износом основных фондов энергетики и ТЭК прошлого века, во весь
рост проявит проблемы неконкурентоспособности их экономики в
новой структуре цен. По сути, все регионы окажутся в том же
положении, что ныне Приморский край, причем даже в более острой
форме - ведь надежд на дотирование из Центра уже не будет. Да и
физически купить уголь где-то, кроме Индии, будет уже
невозможно.
Расширение контекста: какая экономика
конкурентоспособна в России?
Хотя развитие ядерной энергетики и способно ослабить остроту
проблемы неконкурентоспособности индустриальных проектов в
России, никуда не денутся проблемы, связанные с дороговизной
капитального строительства и рабочей силы. В этих условиях
собственно индустриальные проекты будут реализовываться в любом
случае за пределами страны, за исключением редких случаев, когда
транспортные расходы требуют максимальной близости к
потребительскому рынку (хлебопекарная промышленность, например).
После окончательного краха большей части построенной в России в
прошлом веке индустрии проблема необходимости структурной
перестройки экономики неизбежно будет осознана, наконец,
российским обществом и государством. Очевидно, рано или поздно
придется задуматься о целях и формах такой перестройки.
Так или иначе, в прошлом веке Росси нашла способ вписать в
индустриальную цивилизацию вопреки всем критическим
ограничениям, которые ставит ее климат. Способ не идеальный, но
вполне эффективный. Благодаря ему уровень жизни в 60-е - 80-е
годы прошлого века лишь примерно вдвое уступал европейскому, в
то время как в предыдущие эпохи этот разрыв был примерно
десятикратным, как и сегодня.
Очевидно, в нынешнем главной целью нации является вписывание в
новую реальность - в постиндустриальное общество. Как и в
прошлом веке, в индустриальную эпоху, Россия не может вписаться
в мировую экономику в качестве страны "третьего мира", в силу
невозможности граждан выжить на те деньги, которые можно
заработать в периферийной экономике. Россия обречена
обеспечивать населению уровень жизни, близкий к уровню развитых
стран - или погибнуть.
Понятно, что в условиях сколь-нибудь открытой экономики Россия
может себе позволить развивать лишь те отрасли экономики, где
затраты, связанные с преодолением климатических условий, мало
влияют на конкурентоспособность. В России конкурентоспособны
лишь проекты, в которых капитальные затраты и оплата труда
относительно невелики в структуре цены конечного продукта.
Такими свойствами обладают постиндустриальные проекты.
Специализация на них при ориентации на импорт промышленной
продукции массового спроса, свойственная сегодня странам Европы
и Северной Америки, является для России неизбежной. Только
постиндустриальные проекты в России могут сегодня обладать
инвестиционной привлекательностью.
Действительно, в проектах типа производства программного
обеспечения, проектирования, вэб-дизайна и т.п. доля затрат на
капитальное строительство довольно незначительна в сравнении со
стоимостью оборудования и рабочей силы. Дороговизна рабочей силы
здесь соответствует ее производительности.
Соответственно в новой экономике оказывается востребованной и
конкурентоспособной лишь та рабочая сила, которая обладает
высоким квалификационным потенциалом, то есть осуществила и
перманентно продолжает инвестировать в свой интеллектуальный
капитал. На сегодня в постиндустриальных фирмах затраты на
повышение квалификации персонала считают инвестиционными и в 10
- 200 раз превышают затраты на оснащение новой техникой и
капитальное строительство. Собственно, и высокая заработная
плата в этих отраслях скрывает в своей структуре инвестиционные
средства, которые работники вкладывают в повышение своей (и
детей) квалификации по своему усмотрению.
Понятно, что для проектов, где материальные затраты и
строительство составляют лишь считанные проценты
капиталовложений, двойное - тройное удорожание этих затрат не
является критичным и даже вообще заметным. В силу этого только в
такого рода отраслях Россия сегодня может претендовать на
конкурентоспособность.
В той же атомной энергетике именно высокая доля
интеллектуального капитала в общем объеме инвестиций (хотя и не
учитываемого в рамках российской бухгалтерии) делает затраты
отрасли инвариантными к климатическим ограничениям. В таком же
положении находятся некоторые высокотехнологические отрасли, где
доля НИОКР высока в сравнении с вкладом собственно
индустриальных подразделений.
Однако, деградация общества после 1991 и особенно после 1993
года повлекла резкое снижение квалификации работников в России.
В силу этого постиндустриальный потенциал России сегодня крайне
низок. Только 5% способны сегодня к работе в постиндустриальной
экономике, еще 30% могут найти занятость в сфере предоставления
услуг, на которые эти 5% предъявят спрос. Две трети населения
окажутся безработными и неизбежными клиентами собеса и ведомства
общественных работ.
Последнее обстоятельство является неизбежной платой за
социально-экономический курс 90-х годов прошлого века. Чем
дольше будет действовать его инерция, тем эта плата будет выше.
Но рано или поздно придется перейти к новой постиндустриальной
экономической стратегии. |
